Его жесткий роман «Тиски», по сюжету которого Валерий Тодоровский снял одноименный фильм, стал бестселлером. Он же написал сценарии к фильму Сергея Боброва «Реальный папа» и психологическому триллеру «Домовой» Карена Оганесяна, который выходит в прокат в этому году. Преуспевающего сценариста Олега Маловичко некоторые даже склонны сравнивать с Достоевским. Насколько уместно подобное сравнение со знаменитым классиком решать вам, но от Достоевского у Маловичко и, правда, есть внимание к деталям в сочетании с тягой к опасному и бескомпромиссному погружению в психологию человеческой души.
Как пришла в голову такая оригинальная идея фильма «Домовой» - дружба писателя и наемного убийцы? Чем вы руководствовались в работе над сценарием: реальные прототипы, газетные вырезки, ассоциации...
Первоначально мне пришла в голову идея о неком странном сотрудничестве двух людей, диаметрально противоположных по сути, но обладающих при этом чем-то, крайне необходимым другому. Позже придумалась конкретика - один из персонажей стал исписавшимся автором, другой - собирающимся уйти на покой наемным убийцей с задатками мании величия. Первому сказать нечего, второй рад бы, да нельзя. Уже во время работы над сценарием, изучая материалы о реальных наемных убийцах, я узнал, что печально известный Александр Солоник был одержим идеей написания мемуаров. Он даже встречался для этого с некоторыми журналистами и писателями. То есть подобная история могла случиться и в жизни, хотя вначале это был абсолютный вымысел.
Чем вам лично был близок сюжет «Домового»?
Очень близок. Для меня главным в сценарии была возможность взглянуть на темную сторону души. Сторону, скованную условностями, социальными и моральными нормами, общественным договором - но все равно существующую в каждом человеке. Что будет, если эта сторона вдруг возьмет верх в самом обычном и симпатичном, на первый взгляд, человеке? Что вылезет наружу? Чем придется заплатить? Так сценарий стал очень личным - пришлось покопаться в своих страхах, комплексах, подспудных желаниях.
По-вашему, в чем главный конфликт взаимоотношений героев?
Творческие амбиции - написание романа - лишь внешняя мотивация поступков писателя. Он обманывает сам себя: напишу, дескать, роман, и сразу сдам киллера в милицию. Не сдаст. Потому что на самом деле, героя притягивает обаяние зла. Он видит в антагонисте черты, какие хотел бы видеть в себе, от отсутствия которых всегда страдал. А убийца на этом умело играет. Что касается самого Михаила, персонажа Машкова - то это человек исключительной свободы воли и ярко выраженный социопат. Его интеллект развит чрезвычайно, но он фактически не способен сопереживать. Работая над его образом, я использовал биографии реальных преступников. Многие из них обладали интеллектом гораздо выше среднего, но были страшно не развиты эмоционально - не испытывали мук совести, не рефлексировали.
Как вы относитесь к кастингу фильма?
Относится к выбранному кастингу иначе, чем с восторгом, может лишь умалишенный. Константин Хабенский, на мой взгляд, один из сильнейших драматических актеров в нынешнем кино. Он умеет играть обнаженную, раненную душу, не скатываясь при этом в пафос и надрыв. Он глубок, искренен и отлично подходит для роли разрываемого противоречиями писателя. Что касается Владимира Машкова, он - актер, олицетворяющий поколение. Его персонаж - сильная, с изощренным умом личность, не отягощенная совестью, освобожденная от моральных рамок. И я рад, что эта роль досталась актеру такого класса.
Общались ли вы с режиссером и доверяли ли его видению этой истории?
В Карене (Оганесяне - прим. ред.) я увидел человека, проникшегося историей, почувствовавшего ее суть и потенциал. Он сделал огромное количество точных и нужных дополнений, которые в итоге существенно усилили сценарий. Карен - представитель нового поколения отечественных режиссеров, которые пытаются делать кино зрительским и в то же время максимально честным.
Делая такую неоднозначную концовку, вы подразумевали, что у фильма будет продолжение?
Не совсем. Просто хотелось избежать однозначного финала, который расставлял бы все точки над «i», не оставляя зрителю пространства для фантазии. Такое окончание картины, собственно, и содержит мораль истории.
Сейчас многие продюсеры говорят о кризисе идей, вы с этим согласны? Какие истории вы сами стремитесь создавать, и каких идей, вам кажется, сейчас не хватает современной российской киноиндустрии?
Я не вижу кризиса идей. Их-то как раз масса. Проблема в их качественном, достоверном и профессиональном осуществлении на уровне сценария. Нынешний кинобизнес в изрядной своей части очень тороплив, чем и объясняется огромное количество картин «для никого», заполонивших экраны в последнее время. Думаю, через пару-тройку лет, когда вокруг кинопроизводства спадет ажиотаж, и из него уйдут случайные люди и капиталы, ситуация выровняется - фильмов будет меньше, качество их станет лучше. Что касается меня, в центр каждого сценария я стараюсь поместить простую, внятную историю, которая позволила бы порассуждать о чем-то важном, как для меня, так, надеюсь, и для зрителя. При этом не врать, а говорить со зрителем на равных: не вещать, но и не сюсюкать. Именно честного диалога со зрителем, мне кажется, и не хватает российскому кинематографу.
Старались ли вы сделать эту историю максимально близкой и понятной именно российскому зрителю? Быть может, без перенесения на российскую почву она просто не смогла бы существовать?
Конечно, сценарий хотелось сделать достоверным и близким к реальности. Во время написания «Домового» я изучил огромное количество специальной литературы, чтобы попытаться понять психологию социопатической личности. Помогли консультации бывших и действующих работников прокуратуры. Что касается восприятия истории зрителями, тут, во-первых, время покажет, а во-вторых, в центре повествования лежит очень простая и доступная любому зрителю история. По сути, это универсальный миф об искушении человека злом; о том, какого труда стоит этот соблазн преодолеть и какими последствиями грозит неправильный выбор.
Тея Султанова
