«Живет в белорусском полесье кудесница леса – Олеся». Молодой режиссер Олеся Невмержицкая поставила в «Табакерке» спектакль «Олеся», основой которого явились одноименная повесть и рассказ А.И. Куприна «Лесная глушь». Российскому зрителю знакомы в основном кино-Олеси в исполнении Марины Влади и Людмилы Чурсиной, в театре же за эту раннюю повесть А.И. Куприна берутся нечасто.
Постановка О. Невмержицкой - это не история большой и чистой любви, которую мы учили в школе. То, над чем плакали девушки в конце XIX века, сегодняшним современницам покажется не более чем неудачным курортным романом, а потому хрестоматийная история отношений горожанина Ивана Тимофеевича и дикарки-колдуньи Олеси ушла на второй план. Здесь взяли верх другие мотивы - самобытность и узкомыслие, дикость и звериный народный дух, неприятие всего нового, чуждого, непонятного. Словом все то, что как никогда сегодня в России актуально. Оттого спектакль утратил сентиментально-лирический оттенок и превратился в остросоциальную историю.
Простота, естественность, природность - такие незатейливые и традиционные характеристики жизни в глуши. Но это только внешняя сторона, первое приближение. А если приглядеться, то можно и обомлеть от того, что скрывается под этой «естественностью»: первобытная дикость, злоба и мрак. Село Переброд, где разворачивается действие, названо глушью не потому, что далеко расположено от всего цивилизованного и общепринятого, а потому, что глухо ко всему этому.
Спектакль построен на противопоставлениях: Иван Тимофеевич с его цивилизованностью, невмешательством и малодушием; Олеся с Мануйлихой с их самобытностью и оторванностью от жизни вообще; жители села с грубой силой, предрассудками и единением в борьбе с общими «врагами». Только перебродцы жизнеспособны и неизживаемы: живут себе без всякого прогресса, в согласии с урядником и бед не знают. Три разных мира, но одинаково темных, одинаково глухих к ближнему. Олеся попытается влиться в другой мир, но он оттолкнет ее так же, как отталкивала она его все годы до роковой встречи с Иваном Тимофеевичем. Все логично и предсказуемо. А Иван Тимофеевич интеллигентно промолчит и отойдет в сторону. Он с его знанием и культурой окажется ничем не лучше сельских «дикарей», разве что силу свою в ход не пустит, но это от малодушия.
Иван Шибанов (Иван Тимофеевич) выступил в амплуа героя-любовника, впрочем, ничего героического в нем нет. «Пришел и от нечего делать» погубил лесную чайку. Приворожил дикарку не хуже любой колдуньи. Сам же чарам не поддался. Местные нравы себя исчерпали, забавные «дикари» потеряли оригинальность первых дней знакомства, ему, как и литературному коллеге, понадобился новый «сюжет для небольшого рассказа». Писатель он начинающий, потому описать может лишь то, что сам пережил и перечувствовал. Недаром изначально повесть имела вступление в виде рассказа пожилого писателя (Ивана Тимофеевича). Но Куприн намеренно убрал вступление, чтобы лишний раз подчеркнуть, что история вполне современна. Такой она остается и по сей день.
И будет Иван Тимофеевич оправдывать себя перед собой же. Быстро, тихо, скороговоркой. Будет повторять одно и тоже, как бы сомневаясь, было ли все это на самом деле. Неубедительно. Вместо пепла на голову его падет каменный град. Кроваво-красный как ягоды-блаженства из бус Олеси, что давала она вкусить ему.
Попытка Ивана Шибанова уйти от амплуа отрицательных персонажей не особенно удалась. Его персонаж всем своим видом демонстрирует отнюдь не добрые намерения: и в доверие ко всем входит, и кого надо подкупает, и глаза поблескивают. Отрицательное обаяние помогает сделать обаятельным отрицательного героя. Эта работа, безусловно, успешна и достойна.
Олеся (Анна Чиповская), вероятно, хочет походить на мультипликационную Покахонтас: дикую, выросшую на природе и по ее законам живущую. Она, действительно, неграмотна, невоспитанна, но обладает невероятной природной мудростью. Олеся смела и честна, в ней нет ничего искусственного, наносного. Анна Чиповская такого впечатления не производит: дикости хоть отбавляй, а мудрости от земли и страсти от солнца недостает. Ее Олеся - недотрога, отдающая себя чему-то (кому-то) незнакомому, неизведанному по зову природы. Ей хочется многое поведать этому пришельцу из другого мира, но она не может выразить это словами, и потому начинается немой диалог - игра жестов, движений, мимики. У Олеси в спектакле не хватает загадочности, той, что есть у Мануйлихи. Она проста в худшем смысле этого слова, нет в ней тайны, которой должен был увлечься Иван Тимофеевич. Глаза ее пусты, как у несмышленого зверька. Луча света в темном царстве, увы, не получилось. Правда, ради любимого человека она идет в церковь, к людям, минуту назад просившим Господа простить им все прегрешения и тут же устраивающим ей «суд божий», забрасывая ее камнями.
Мануйлиха (Роза Хайруллина) вышла чересчур пафосной. Эдакая цыганка с судьбой. Она постоянно курит какую-то дурман-траву и оттого пребывает весь спектакль в пограничном состоянии. В ней самой много тумана и мало действия. Наблюдать за ней утомительно, впрочем, подобное ее поведение объясняет желание Олеси вырваться из-под ее опеки.
Из сельчан самым ярким и запоминающимся оказался Ярмола Попружук (Аркадий Киселев). Его уморительные занятия чистописанием заставляют разразиться хохотом весь зал. Ярмола мечтает научиться писать только свою фамилию, а грамоту знать не хочет, -«лишнее знание» (многие печали).
Спектакль режиссерский в полном смысле слова. В нем много удачных и новых приемов, находок. Иногда от избытка идей происходит некоторое увлечение и заигрывание, любование режиссера тем или иным своим открытием, но это можно списать на желание заявить о себе как о яркой индивидуальности. Да и сцена «Табакерки» обязывает.
Дебют, безусловно, удался. Однако кое-какие фактологические погрешности в спектакле присутствуют: Олеся и Мануйлиха почему-то предстают цыганками (стереотип: если колдунья, то наверняка цыганка). Все герои спектакля говорят с украинским акцентом, хотя действие происходит в белорусском полесье. Это, конечно, детали, но чем белорусское полесье хуже украинской степи?
Особо стоит отметить оформление спектакля (Максим Обрезков). Пустое пространство сцены, голые стволы деревьев (нет кругом жизни живой), ветки, сучья, палки (и средство через болото перейти и оружие, чтобы в это болото загнать). Впрочем, все это еще и символ того, что герои здесь «наломали дров».
Эмилия Деменцова, фото: Алексей Булгаков (театр п/р Табакова)
